Играни филмови са мотивима из историје

Закованная сталью Россия, грозная, хмурая, шла на запад.
При въезде в деревню образовался затор. Даренский сошел с машины, прошел мимо стоявших в два ряда грузовиков, мимо крытых брезентом «катюш»… Через дорогу на большак перегоняли группу пленных. Сошедший с легковой машины полковник в папахе серебристого каракуля, какую можно было добыть, либо командуя армией, либо находясь в дружбе с фронтовым интендантом, смотрел на пленных. Конвоиры покрикивали на них, замахивались автоматами:
— Давай, давай, веселей!
Невидимая стена отделяла пленных от водителей грузовиков и красноармейцев, холод, больший, чем степная стужа, мешал глазам встретиться с глазами.
— Гляди, гляди, хвостатый, — сказал смеющийся голос.
Через дорогу на четвереньках полз немецкий солдат. Кусок одеяла, с вылезшими клочьями ваты, волочился следом за ним. Солдат полз торопливо, по-собачьи перебирая руками и ногами, не поднимая головы, точно чутьем вынюхивая след. Он полз прямо на полковника, и стоявший рядом водитель сказал:
— Товарищ полковник, укусит, ей-Богу, целится.
Полковник шагнул в сторону и, когда немец поравнялся с ним, пихнул его сапогом. И некрепкого толчка хватило, чтобы перешибить воробьиную силу пленного. Руки и ноги его расползлись в стороны.
Он взглянул снизу на ударившего его: в глазах немца, как в глазах умирающей овцы, не было ни упрека, ни даже страдания, одно лишь смирение.
— Лезет, говно, завоеватель, — сказал полковник, обтирая об снег подошву сапога.
Смешок прошел среди зрителей.
Даренский почувствовал, как затуманилась его голова и что уже не он, кто-то другой, которого он знал и не знал, никогда не колеблющийся, руководит его поступками.
— Русские люди лежачих не бьют, товарищ полковник, — сказал он.
— А я кто, по-вашему, не русский? — спросил полковник.
— Вы мерзавец, — сказал Даренский и, увидя, что полковник шагнул в его сторону, крикнул, предупреждая взрыв полковничьего гнева и угроз: — Моя фамилия Даренский! Подполковник Даренский, инспектор оперативного отдела штаба Сталинградского фронта. То, что я вам сказал, я готов подтвердить перед командующим фронтом и перед судом военного трибунала.
Полковник с ненавистью сказал ему:
— Ладно, подполковник Даренский, вам это даром не пройдет, — и пошел в сторону.
Несколько пленных оттащили в сторону лежащего, и, странно, куда ни поворачивался Даренский, глаза его встречались с глазами сбившихся толпой пленных, их точно притягивало к нему.
Он медленно зашагал к машине, слышал, как насмешливый голос сказал:
— Фрицевский защитник отыскался.
Вскоре Даренский вновь ехал по дороге, и снова навстречу, мешая движению, двигались серые немецкие и зеленые румынские толпы.
Водитель, искоса глядя, как дрожат пальцы Даренского, закуривающего папиросу, сказал:
— Я не имею к ним жалости. Могу любого пристрелить.

— Ладно, ладно, — сказал Даренский, — ты бы их стрелял в сорок первом году, когда бежал от них, как и я, без оглядки.

шумидер-модер wrote:
Usput, sta je to jereticko u filmskoj verziji Oni su se borili za domovinu?

Не сећам се више свих детаља, пре годину дана сам гледао, мислим да има доста тога: војници који се крсте и моле Богу током битке,

један природни вођа војне формације, педесетогодишњак од прилике, ветеран неколико отаџбинских ратова (види се из авиона да није партијски кадар) 

Једноставно, филм је лишен комунистичке идеологије, војници се боре за ту руску бабу, за руску жену, бране кућни праг, боре се јер им је дојадило повлачење, гину у огромном проценту у патриотском заносу, а не гину за неке магловите интернационалне идеале.

шумидер-модер wrote:

Simon Bolivar fought over 100 battles against the Spanish Empire in South America. He rode over 70,000 miles on horseback. His military campaigns covered twice the territory of Alexander the Great. His army never conquered -- it liberated.